: 12 июня 2023

Дженнифер Лоуренс о любви, стыде и других чувствах

Дженнифер Лоуренс — американская актриса, лауреат премии «Оскар», трёх премий «Золотой глобус», лицо французского дома Dior, звезда «Голодных игр».

Она вынуждена скрывать свое идеальное лицо под черными очками даже здесь, в саду-ресторане гранд-отеля «Эксельсиор», где останавливаются главные звезды Венецианского кинофестиваля, а охрана, настоящие «люди в черном», зорко следит за каждым посетителем незвездного вида. Она очень, очень большая звезда. И, возможно, поэтому выглядит так уместно в муссолиниевской роскоши «Эксельсиора» - среди белого мрамора, псевдоантичных статуй, барочных фонтанов и бирюзовой Лагуны, которая кажется декоративным задником всей этой помпезности...

Но если вычесть звездный статус, то Дженнифер Лоуренс - типичная девушка из поколения Z. Вне звездных дорожек она ходит в кедах (они и сейчас на ней), не лезет за словом в карман, ни о чем не сожалеет, громко смеется, четко формулирует, не уходит от вопросов и точно знает свои ответы. У нее есть мнение едва ли не по всем поводам, ее не покоробит даже резкое возражение. Она считает, что Трамп - катастрофа мирового масштаба, вагина - явное женское преимущество, что своего мужчину найти нелегко всем без звездных исключений и что бороться за права тех, чьи права ущемлены,- главное дело на свете.

Здесь, на фестивале в Венеции, «Мама!» - новый фильм ее нового бойфренда Даррена Аронофски, которого вполне заслуженно называют одним из главных современных киноавторов. В «Маме!» у нее главная роль. Но фильм тут мало кому понравился. А я среди большинства. И сиди передо мной за столиком «Эксельсиора» кто другой из имеющих отношение к картине, я вряд ли бы рискнула задать этот вопрос. Но такова уж моя собеседница - она явно не ждет комплиментов, и поэтому ее можно спрашивать прямо и не опасаться обид.

F-Style: Как вам здешняя, мягко говоря, сдержанная реакция на «Маму»?

Дженнифер Лоуренс: Да и не очень сдержанная, скажу я вам. Я почитала рецензии. Вам тоже не понравился?

FS: Совсем не понравился. Я ничему в нем не верю. А этот напыщенный лейтмотив, что художник должен пожертвовать всем ради искусства, кажется мне явно устаревшим.

ДЖ. Л.: Надо сказать, с вами согласна моя мама. Она мне так и сказала: странная логика у автора - муж ее вот-вот съест, а она ремонт делает, цвета разные на стенах пробует. Это она про мою героиню. Но знаете, прилагать обыденную логику к метафорическим высказываниям не очень продуктивно.

FS: А мне казалось, что вы как раз за проверку всего обыденной логикой, обыкновенным здравым смыслом. Это следует из вашего поведения вы уравновешенный, рациональный человек, с пониманием реальности, не боитесь бороться с общественными предрассудками, вы выступили за равные гонорары актеров мужчин женщин, против дискриминации актрис, не побоялись назвать Трамп катастрофой, и возмутиться работницей мэрии из одного провинциального городка...
Дженнифер Лоуренс

ДЖ. Л.: Да, но за то, что она - вопреки закону - отказалась регистрировать гей-браки. Здравый смысл хорош, когда ты борешься за справедливость, но в искусстве он.

FS: Слушайте, я вы занимаетесь искусством? Я имею в виду, что большие актеры, звезды сторонятся этого слова. Они обычно говорят «фильм», «проект», «кино»...

ДЖ. Л.: О, это сложный вопрос. Понимаете, я начала с того, что работала исключительно в независимых проектах, в такой «Санденс-лаборатории», в фильмах, которые претендуют на показ на «Санденсе», главном фестивале независимого очень непростого кино, авторы которых ставят перед собой художественные задачи. И это было действительно искусство. Вне зависимости от результата, это был процесс создания произведения искусства. Но я об этом не знала. Я просто хотела быть актрисой - не зарабатывать миллионы, не стать знаменитой. Актерство - единственное, чем я хотела заниматься. Я была никем, приехала в Нью-Йорк из Кентукки, из семьи, в которой никто никогда к искусству отношения не имел. И пробовалась, понятное дело, в нью-йоркское кино - а Нью-Йорк же столица «независимых»... Сначала я хотела просто получать роли, что-то играть, и оказалась в реалистичном, жестком независимом кино. В «Зимней кости», в «Доме покера». И только потом, когда я играла в первом фильме «Голодных игр», в настоящем блокбастере, поняла: раньше я была в лаборатории, а теперь мои лабораторные разработки пущены в производство. И в нем все жестче, в нем нет места эксперименту, актерскому волюнтаризму, непроверенным решениям. Это тоже искусство, но во многом искусство адаптации находок к пониманию самого широкого зрителя. А сейчас - с «Мамой!» - я опять в зоне поисков.

FS: А почему вы, решив стать актрисой, вообще поехали в Нью-Йорк, а не в Лос-Анджелес?

ДЖ. Л.: Я на школьных каникулах за год до того была с родителями в Нью-Йорке. И как только ступила на эту бетонную мостовую с ее гудронными швами, с пятнами от жвачки, - я, девочка из Кентукки, из Луисвилля, где и театры-то бывают только любительскими, и в семье сроду никто не был близок к какому-либо творчеству, вдруг поняла: здесь моя жизнь. В этом не было ничего рассудочного - мне же было 14. Я не собиралась делать какую-то там карьеру, я буквально следовала одному желанию - быть актрисой в Нью-Йорке.

FS: Но как родители вас вообще отпустили?

ДЖ. Л.: Знаете, мне теперь жалко маму. Она проводила дочку во взрослую жизнь так рано, не пережила со мной ни тинейджерства, ни первых Любовей... Это грустно. Я бы хотела сопровождать своих детей вплоть до полной взрослости. Но да - родители меня с трудом отпустили. Я заявила, что брошу школу и поеду в Нью-Йорк, они отреагировали в том духе, чтоб и не думала. А вот братья - у меня же два старших брата, моя вечная надежда и опора... Так вот, братья за меня заступились - сказали родителям: вы ездили с нами на соревнования, так вот это ее бейсбол, поддержите ее, как поддерживали нас. И мама с папой согласились: ладно, сказали, езжай на лето, ничего не получится, вернешься и закончишь школу, как человек. И отправили со мной брата, Блэйна, ему было 18... Папа теперь со смехом вспоминает, как он приехал нас навестить и увидел нашу «прихожую преисподней» - так емко характеризовал квартирку Блэйн! Словом, да, мы сняли квартиру, довольно ужасную, но, главное, дешевую. Брат пробыл со мной полгода, потом уехал. Я вовсю старалась и роли получала, но денег было мало. А крыс много. Это же общеизвестная нью-йоркская проблема. Квартира была на первом этаже, по ночам я боялась вставать в туалет - крысы ходили по квартире, будто это их, а не мой дом. Иногда я покупала хлеб, а через час находила его надкушенным. И выбрасывала. А потом соображала: черт, у меня денег нет каждый час: хлеб покупать! В общем, я аккуратно отрезала те части, откуда они откусили. А тут недавно вышел документальный фильм Моргана Сперлока «Крысы» - про то, как крысы практически захватили Штаты, так Блэйн мне позвонил: «Сходи, посмотри на наших»...

FS: Вы говорили, что у вас нет профессионального актерского образования. Как так вышло - разве не за этим вы приехали в Нью-Йорк И как вам удалось без него обойтись Скажите честно - самоуверенность?

ДЖ. Л.: Да нет, просто я человек инстинктов. И воображения. И главное - подражания. Живет во мне какой-то черт, который заставляет видеть, замечать и запоминать как ведут себя люди в разных ситуациях - пластика, мимика. Незадолго до «Голодных игр» ко мне пришла подружка в слезах, я ее утешала а сама все наблюдала, как движутся ее руки как руки убитого горем, но решительного и смелого человека! Потом я использовала эти ее жесты для Китнис в «Играх». И потом... Да я и вообще неуч. Я и в школе училась плохо, и школьная дисциплина меня бесила... Если честно, школа была для меня просто адом была во всем хуже всех девочек... И не очень с ними ладила: они все были правильными аккуратными, старательными. А я... Знаете, тут недавно Dior, чьим лицом я являюсь, устроил фотосессию, связанную с чемпионатом Европы по футболу. Ну, их модели должны были играть в футбол... А фотографии со мной в рекламных целях использовать было нельзя: все девушки сдержанны, думают о том, как выглядят, их движения, позы грациозны. А я красная рожа, азарт и ажиотаж! Так и в школе - во мне не было ни ухоженности, ни старательности, ни девичьей приятности. К одежде я была равнодушна, к тому, как выгляжу. Да я и сейчас к ней равнодушна.

FS: Странно слышать это от «лица» Dior...

ДЖ. Л.: Dior меня, конечно воспитал, но. Это большая честь - быть его «лицом», «женщиной Диора», представлять его ценности. Но его коллекции неизменно так женственны... Я же, например, в вышитых платьях - а это один из диоровских трендов, когда вышивка покрывает значительную часть фигуры - выгляжу толстой. У меня есть грудь и попа, а это уже своего рода обязательство. Если у тебя есть грудь, ее надо демонстрировать, типа: «Смотрите, это бюст, а не целлюлит!» А для меня это все немного смешно. Не мой, если честно, стиль.

FS: А каков ваш, настоящий, стиль?

ДЖ. Л.: Ну, в обычной жизни, как говорит одна моя злоязычная подруга, у меня стиль активной шлюховатой лесбиянки. Ну, люблю я все эти треники и кеды!

FS: Зато снискали себе славу самой непосредственной из звезд.

ДЖ. Л.: Я всегда говорю, что думаю. Меня возмутила эта всплывшая переписка в студии, когда выяснилось, что гонорары женщин-актрис при равных с мужчинами-актерами данных в среднем на 20% ниже, и я сказала об этом со сцены. Меня возмутила эта тетя из мэрии - я и рубанула. Я устроена просто - прихожу в восторг от потрясающего, возмущаюсь, когда вижу вижу несправедливость. Я же из Кентукки, из Луисвилля. А у нас не темнят. Иногда мне кажется, я - ошибка природы, она не должна была позволить мне родиться в нашей семье. Я и росла среди мальчишек, плохо сходилась с девчонками. Ну, а парням же не особенно свойственны все эти уловки... Вот я и говорю, что думаю. Но я никогда не буду гадкой с тем, кто не может ответить! Вот я устроила оглушительный скандал на площадке Дэвиду (Дэвид О’Рассел - кинорежиссер, автор фильмов «Мой парень псих»,«Афера по-американски» и «Джой» с Лоуренс в главных ролях, - ред.) А ведь Дэвид - мой любимый режиссер, ему я обязана «Оскаром» и «Золотыми глобусами». Но я взвилась, потому что он главный на площадке. Такой скандал оператору или гримеру я бы не устроила. Разве что скуксилась бы. Это мой лозунг: не будь еще одной стервой в этом питомнике стерв.
Дженнифер Лоуренс

FS: А в личной жизни этот лозунг работает? По-моему, не должен.

ДЖ. Л.: Если вы про мужчин, то у меня с ними сложные отношения. Понимаете, я редко влюбляюсь. Это - искра проскочила, и вот ты горишь, ты вся его - у меня это редко. А у мужчин редкость - не стремиться доминировать. Они должны быть уверены, что в нашей паре они главные. И теперь я не поддерживаю их иллюзий... Я тут недавно встречалась с одним человеком - потрясающим, красивым, образованным. Он очень мне нравился. Но мне совершенно не нравилось, что с ним я погружаюсь в состояние неуверенности, желания утвердиться. Будто я билет в автобусе, который, чтобы стать действительным, должен пройти через валидатор. Не хочу я жить в необходимости подтверждения себя! Но бывает и наоборот - чувствуешь себя чьей-то премией... В общем, я надеюсь встретить человека, который в курсе идеи равенства полов и провел последние лет семь... например, в Багдаде - чтобы не знал, кто я, и мог меня оценить непредвзято.

FS: Боюсь, кто вы, знают и в Багдаде...

ДЖ. Л.: Ну, есть еще одно препятствие: я страшная домоседка. Правда. На грани с аутизмом. Я всегда ищу причину, чтобы остаться дома. Мне необходимо вставать по утрам с мыслью, что надо что-то сделать, а вечером возвращаться домой и растягиваться на своем диване. После церемонии «Оскара», я получила статуэтку за «Мой парень - псих», нас к себе на вечеринку пригласил Харви (Харви Вайнстин - кинопродюсер. - Прим. ред.). Там все веселились, мои родители со всеми перезнакомились. Они же по-настоящему компанейские люди. А я постояла в углу с бокалом, посмотрела, как они чокаются с десятком гостей, и поехала домой. На свой диван, к своей Пеппи.

FS: Это кто?

ДЖ. Л.: Пеппи? Пеппи Длинный чулок, моя собака. Моя крошка, одна из самых важных личностей в моей жизни. Она - антипод мне, неуклюжей. Элегантна, и, в отличие от меня, ей не надо вечно бороться за фигуру - она весит полтора килограмма.

FS: А почему Пеппи?

ДЖ. Л.: Как у Астрид Линдгрен. Буквально - в честь Пеппи Длинный чулок из книги Линдгрен. Понимаете, это первый образец феминизма, который мне открылся, - я тогда сама была в возрасте Пеппи, лет в 9. Она жила без опеки взрослых, сама принимала все жизненно важные решения и смело давала отпор обидчикам слабых. А когда моя Пеппи у меня появилась, мне очень нужно было быть сильной. Это было, когда мои личные «голые» фото один урод украл из моего iCloud и выложил в Сеть. И это был никакой не секс скандал, как писали. Я не собираюсь юлить и стыдиться, что сделала эти фото, заявлять, что они не мои, что это монтаж, фотошоп. Я настаивала и настаиваю, что это было сексуальное преступление: мое тело принадлежит только мне, только я решаю, демонстрировать ли его публике. И настаиваю на этом своем праве. И о своем праве мне казалось важным сказать открыто. Но все равно - это было страшное унижение. Я рыдала. И мне пришлось звонить папе, чтобы рассказать, что это случилось! Понимаете? Я тогда снималась в очередном фильме «Голодных игр», огромный гонорар, но я бы пять таких отдала, чтобы не делать этот звонок! И тут приехала мама со своей собакой, тогда маленьким щенком. И вот этот щенок забирается ко мне на колени и начинает слизывать мои слезы. Умом я понимаю: инстинкт, соль... Но ведь, может быть, и не инстинкт? Я целый день не спускала ее с рук, только она меня и спасала. Понятно было - она теперь моя. С тех пор мы всегда вместе.