Николь Кидман: «Cтать взрослой мне мешала любовь»

Николь Кидман - одна из самых высокооплачиваемых голливудских красавиц, публика сочувствовала в несчастьях и драмах; и вот, она перешагнула порог 50-летия.

Да-да, именно - в июне ей исполнилось 50. Прекрасной Николь Кидман, чей носик в 90-е старательно воспроизводили пласти­ческие хирурги мира на лицах тех, кому не посчастливилось получить его от природы... Удачливой Николь Кидман, супруге «Тома Первого», самого Тома Круза, и известней шей из звезд Голливуда. Одаренной Николь Кидман, по праву считающейся самой глубокой драматической актрисой своего поколения. Несчастной Николь Кидман, пережившей болезненный развод, депрессию, выкидыши, одиночество, срывы... Отважной Николь Кидман, которая меняла внешность для ролей и амплуа для выдающихся режиссеров. Нелепой Николь Кидман, которую не раз называли самой безвкусно одетой голливудкой и которая сама себя называет «худшим поваром в истории человечества»... Счастливой Николь Кидман, маме четверых детей, хозяйке уютного дома в ковбойской провинции, обладательнице лучших на свет друзей. Вот именно с ней-то, этой последней Николь Кидман, нам и удалось побеседовать.

FABERLIC STYLE: Вы сейчас часто говорите, что наконец счастливы, что в вашей жизни стихли страсти и бури, что главное для вас - семья, дочки, дом - наконец заняли свое главное место, что пережитое - пережито. А как вы думаете - это все некое возмещение, полученное от судьбы за прошлые страдания? Нет, правда, хочется ваше счастье именно так трактовать.

НИКОЛЬ КИДМАН: То есть вы хотите сказать, что есть воздаяние? Что счастье надо заслужить, заработать?

FS: Вам лучше знать, вы говорите, что вы верующая католичка...

Н. К.: О нет, не до такой - языческой - степени. И нет, я не верю, что счастье зарабатыва­ют, переживая несчастья. Другое дело, что... Понимаете, несчастье делает тебя другим человеком. Заставляет быть сильнее, не по­ворачиваться лицом к диванной спинке под одеялом... Да, буквально! Наш развод с Томом был очень болезненным для меня, да, это было для меня трагедией. Было очевидно, что наши пути разошлись. Том отныне иначе видит мир, и он видит мир, в котором нет меня... И да, впадаешь в депрессию, летишь в бездну. И укрываешься с головой, и поворачиваешь­ся к диванной спинке, и думаешь пролежать так остаток жизни, до смерти... Но приходит некто шестилетний и спрашивает: «Мам, а завтракать будем?» И ты встаешь, начинаешь новый день. А с ним и новый этап жизни. И вынуждена стать сильнее.

FS: И менее чувствительной? Я хочу сказать, что несчастья часто меняют человека не в лучшую сторону, делают его циничнее...

Н. К.: Знаете, идеальных людей нет. Не даже безусловно хороших. Все мы выживаем. Просто стараемся жить. Жить дальше Пожертвовать чем-то неважным, в том числе и в себе. И в своей жизни. Иногда ошибаемся. Я вот не закончила школу, потому что мама заболела раком и ей нужно было, чтобы я была рядом. Моя мама - настоящий борец, одна из пионеров феминизма у нас в Австралии, была одной из первых активисток. И эта болезнь ее подкосила, она вынуждена была остановить­ся на бегу. Я должна была быть рядом с ней, чтобы поддержать ее. И так и не закончила школу. Это было неправильно, но я сделала нечто, что считала важным. А насчет цинизма я не знаю ничего. Но да, жизнь делает нас разборчивее. Возможно, в этом и заключается своеобразный цинизм опыта - когда отказыва­ешься от того, что раньше казалось, да и было важным: от того, чтобы непременно быть в профессиональной форме, от ролей, даже от очень хороших ролей. Просто стряхиваешь это, как крошки со скатерти перед переменой блюд... И следуешь тому, что стало теперь главным. Я отказалась от роли в замечатель­ном фильме «Чтец» Стивена Долдри, которому обязана «Оскаром» за «Часы». Потому что была беременна на втором месяце. И продюсер, и мой агент, и Стивен всё пытались убедить меня, что я перестраховываюсь: «Ник, только два месяца, а съемки закончатся, когда ты будешь всего-то на четвертом. Ну же!» Но я сказала себе: черт, я так долго ждала этой бе­ременности, пережила столько неудачных попыток, эта беременность и есть главное, я хочу чувствовать, как во мне растет мой ребенок... И роль перешла к Кейт Уинслет... У меня родилась Сандей Роуз, а Кейт, между прочим, получила «Оскара». Так и выглядит гармония в этом мире... Уже тогда, когда я отказывалась от «Чтицы», для меня главным стали Кит (Кит Урбан - муж Кидман, музыкант кантри, -Ред.), Роуз и Фэйт (дочери Кидман 9 и 6 лет,-Ред.), которые еще не родились, но уже стали главными. Потом мы переехали в Нэшвилл, в Теннесси, край скотоводов и певцов кантри. Понимаете, в Лос-Анджелесе все, абсолютно все вращается вокруг дел, карьер. А мне уже не было дела до этого вращения. Я хотела стряхнуть его. Это и есть счастье - отказаться от переставшего быть важным и жить действи­тельно важным. Рядом с действительно важным. Теперь мои девчонки говорят с южным акцентом, и мы живем нормальной жизнью.

FS: Но как вызревает это главное? Что нужно сделать, чтобы понять, что для тебя главное?

Н. К.: Я последняя, кто тут может давать рекомендации. Понимаете, я... я поздно стала взрослым человеком. Мне помешала любовь. И замужество. Я же вышла замуж в 23 года. И едва приехав из нашей прекрасно - спокойно - провинциальной Австралии в Америку, где все кипело. Вышла по страстной, огромной любви. За суперзвезду. И сама как-то стала звездой. А когда ты так известна и муж твой так известен... Вы двое оказываетесь как бы внутри невидимого шара, пузыря этой известности. И твои чувства может понять лишь тот второй, кто в этом пузыре вместе с тобой. Только он. Это невероятно романтично, создает фантастическую близость между вами... Но если второго больше нет, если он ушел... Ты в невидимом шаре оказываешься один, в полном одиночестве. Фактически не зная жизни без ушедшего. Не имея ни малейшего представления, как ее жить,- ведь тебе было всего 23, когда он вошел в твою жизнь и она стала вот такой... Дело было не только в том, что Том ушел. Дело было в том, что я в 33 была в каком-то смысле все еще 23-летней. Мне пришлось взрослеть в сжатые сроки. Это было болезненно. Папа после моего развода с Томом как-то сказал: «Не хотел бы я, чтобы мы еще раз пережили то, что однажды пережили». Он о моем разводе с Томом, и «мы» значит именно мы: моя семья. Которая поддержала, а может, и спасла меня. Мама, папа, Антония, моя сестра, Нами (актриса Наоми Уоттс, ближайшая подругой Кидман с детства. -Ред.). Тонн вообще на время переехала ко мне в Лос-Анджелес, взяла отпуск на непонятно какой срок, а ведь она была телеведущей у нас в Австралии, и приехала просто чтобы быть со мной. Мы даже спали в одной кровати: мне было необходимо, чтобы кто-то просто держал меня, физически! Я чувствовала себя ужасно, глубоко несчастной, униженной.. Через три месяца после того, как Том объявил о нашем официальном расставании, мы с Тони были в Каннах с «Мулен Руж» Наш показ был очень, очень успешным. Мы вышли из зала., эта толпа... вспышки... крики.. Чувство было: вокруг меня закончился кислород. Просто не могла дышать. Видимо, я посмотрела на Тони так, будто закричала: «На помощь!» Она поняла схватила меня за руку, растолкав охрану, потащила в туалет, расшнуровала это чертово платье корсетом ну, в стиле роли, вытащила меня из туфель на каблуках. Я помню это ощущение конец брака, отношений, этапа жизни как острая нехватка кислорода. Это был, мне теперь кажется, прорыв во взрослость. И возможно, именно поэтому мне нравится, что молодость позади. Мне нравится быть немолодой. Зрелость для меня значит, что травмы ушли в прошлое. И слишком большие ожидания от жизни тоже.

FS: Знаете у не я одна была удивлена, когда ваш муж, Кит, объявил о своих зави­симостях - наркотической и алкогольной. И не я одна подумала: несчастная Николь...

Н. К.: Наоборот, я была счастлива, как никогда! Это объявление и то, что Кит был решительно настроен вылечиться и вылечился! -говорило, насколько серьезно он воспринимает наш союз, наше будущее. А кроме того, я тогда ощутила: нет никаких отдельных его несчастий. Как нет отдельно моих. То, что происходит с ним, происходит со мной. Происходящее происходит с нами, такого не было в моей жизни раньше, Томом. Мы были вместе, понимали друг друга как никто, но все-таки кроме этого у каждого была своя жизнь, моя карьера, свои задачи. С Китом все не так. Мы познакомились с Томом, я уже через неделю знала, что выйду за него. А с Китом мне хотелось, чтобы у каждого из нас было время осознать, то другой тоже одинок... И принять его в свою жизнь. Именно поэтому так легко поехала к нему в Нэшвилл. Мы - одно. Мы - семья. И потом, Кит едва не в самом начале наши: отношений признался мне, что страдает зависимостями. И тогда это известие меня вовсе не смутило. Потому что уж кому, как не мне, знать что такое болезненная зависимость. У меня была такая -  от любви к Тому. ...Но, скорее, все дело в Ките, в его характере. Он открыт, с ним невозможно оказаться внутри шара - скорее, ты летишь на воздушном шаре и должен выбрать, где при­землиться... Мы с Китом познакомились на Днях Австралии в Лос-Анджелесе. Это такой смешной праздник, когда кенгуру жарят, продают прекрасные вещи, сделанные аборигенами, и поют наши песни. Называется G’Day L.A.- от нашего традиционного австралий­ского приветствия, мы вместо «Привет!» или «Добрый день!» говорим «Джи-дэй!», сокращенное от Good day. Так вот, мы встретились на Джи-дэе, и я сразу почувствовала, что Кит  -мой человек, у нас много общего, мы оба «с того конца света», оба состоялись в Америке, оба стесняемся и все мешкаем. Он очень похож на моего отца - я вижу это по его отношениям с дочками. Ну точно такие же были у нас с папой! Любовь, защита и... муштра! Только папа был клинический психолог, а Кит творец и девчонок подталкивает к творчеству. Степень этого заботливого отцовства - та же.

FS: Наверное, это самый большой комплимент, который мог получить Кит - я знаю, что вы были очень привязаны к отцу...

Н. К.: Папа умер так внезапно - поехал к Тони в Сингапур, у нее там работа, и умер от сердечного приступа. Мгновенно, внезапно... Он столько для меня значил... Он хотел мальчика и воспитывал меня как мальчика - тренировки, пробежки, уверенность в себе... А я все детство была белой вороной среди загорелых серфингистов, полжизни проводящих «на гребне волны» в окрестностях Большого Рифа да на сиднейских пляжах. Меня даже Цаплей прозвали. Естественно, из-за роста, длины конечностей и упрямства моей белесой кожи, которая не загорала, а сразу сгорала до волдырей. Я и актрисой - то стать хотела, и играть начала, кажется, в 5 лет-какие-то пантомимы в детском уличном театре, - потому что не хотела быть собой. Особенно подростком: быть мной было мучительно - худющей и длиннющей, со страшно длинными руками и ногами... А лет в 16, я уже что-то на ТВ сыграла, маленькие роли, мы с Нами пошли пробоваться в рекламу бикини - типа, мы австралийки, а такие белокожие, вот шик. А человек, который занимался там картингом, посмотрел на нас и сказал: «Уж больно вы, девушки, худые» - и забраковал обеих. Но папа не желал признавать, что все это имеет значение! Он был уверен, что личность важнее тела и что у каждого есть свой непов­торимый стиль, который имеет право на существование. А когда я объявила, что хочу стать профессиональной актрисой - лет в 15, - сказал: вместо того, чтобы всю жизнь произносить слова, написанные другими, пиши свои сама. И я до сих пор пишу рассказы, сказки, какие-то заметки... Не публикую, потому что просто пишу свои слова, как говорил папа.

FS: Но ваш отец был прав - у вас есть собственный стиль, хотя Цаплей вас уже и не назовешь.

Н. К.: Риз Уизерспун, мы дружим, как-то сказала, что мой стиль - неповторимое соединение изысканности и нелепости. И я ей благодарна -пожалуй, так оно и есть. А Кит про меня говорит, что на самом деле я по-прежнему сентиментальна, чувствительна и не хочу обзаводиться толстой кожей. И в чем это выражается точно, так в одежде: я не хочу одеваться элегантно, я хочу сохранить в стиле легкий налет нелепости, непосредственной провинциальности, если хотите. Но тем временем критика уже раздается снизу: я тут недавно собиралась на церемонию вручения премий Гильдии Актеров США, Gucci выделил мне неотразимое платье-ярко-зеленое и с перьями попугаев на плечах. Так вот моя 9-летняя Роуз спросила скептически: «Ты пойдешь в этом?» А 6-летняя Фэйт бесцеремонно: «Это что там у тебя на плечах?»

FS: Про детей я, конечно, тоже хотела спросить. У вас совершенно особый опыт - вы были приемной матерью двум детям в первом браке, потом у вас родилась Роуз, а Фэйт появилась на свет с помощью суррогатной матери. Я знаю, вопрос бестактный, но все-таки: чувства к детям, появившимся в вашей жизни столь разными способами, отличаются?

Н. К.: Со мной теперь согласна даже моя мама, радикальная феминистка. Ребенок, который растет на твоих руках... Ты все равно будешь себя считать его мамой. Природа. И в какой-то момент ты испытаешь материнские чувства к совсем чужому ребенку... В материнстве мно­го путей, материнство не имеет законченной формы. Да даже с одним и тем же ребенком! Мои старшие дети уже взрослые, Изабелле 25, она живет в Лондоне, а Коннору 22, и он диджей в Лос-Анджелесе, и я теперь знаю, что на разных этапах их жизни твое материнство меняется-от безусловной опеки к попыткам понять... Для меня быть матерью - это испытывать безусловную любовь. Не потому что ребенок красивый или больной, талантливый или простофиля. А без всяких причин. Любовь без условий Теперь я отношусь по-матерински и к миру - не ставлю ему никаких условий. Знаете, это единственное, чему я учу Роуз и Фэйт,- нельзя предъявлять условия, нельзя никого судить. Ты не должен быть тем, кто отвергает. Ты должен быть тем, кто принимает - разные привычки, культуры. Ведь у принимающего больше шансов на радость. Конфронтация, осуждение радости не приносят.

FS: Вы идеалистка.

Н. К.: Но идеалистка, которая ухитрилась выжить!

Текст: Сюзи Мэлой (Suzy Maloy) / The Interview People